"Разболелась сегодня. К вечеру заварила какое-то удивительное шведское какао на сливках, но вдруг уснула, провалившись в температурный сон. Какао остыло, и сверху его затянуло плотной холодной пенкой. Проснувшись, я пошла к раковине, чтобы выбросить ее с ложки, и вдруг подумала: «А как хорошо, что можно выбросить пенку».
Нет, правда.
Не нужно никаких ухищрений.
Не нужно сгонять ее к краю чашки.
Не нужно выдувать в ней прогалины.
Не нужно никому объяснять, как отвратительна эта пенка, как невыносим один ее вид.
И не нужно доказывать, что ты умрешь, натурально умрешь, если заставить тебя ее съесть.
Перед глазами поплыли все эти каши с молоком — гречневая, рисовая, жидкая овсянка, и наконец венец пыточной гастрономии — молочная лапша.
— Опять ты вылавливаешь!
— Что ты там выковыриваешь!
— Это то же самое молоко, просто оно свернулось!
Молочная пенка моего детства — как пятно из рассказа Стивена Кинга: самозародилось и плывёт, чтобы выесть тебе всю душу.
Но ладно пенка. Злокачественное образование. С ним все понятно.
А люди? Все эти удивительные взрослые люди. Зачем, почему им было так важно, чтобы ты сожрал эти манные комки, эту жуткую пенку, этот вареный прозрачный лук? Почему право на отвращение приходилось брать с боем?
Не могу себе вообразить, чтобы мне зачем-нибудь пришлось заставлять другого человека поедать разваренную морковь. Или вареную, пупырчатую кожу курицы. Или вот ещё развлечение — молоко с барсучьим жиром для больного горла. Мне было пять лет, я читала детскую библию и думала — зачем, ну зачем Ной взял с собой барсуков?
Впрочем, у меня ведь нет детей. Может быть, вместе с ними появляется и непреодолимое желание насаждать вареный лук.
Как бы там ни было. У взрослой жизни много минусов. Иногда даже кажется, что совсем нет плюсов. А, между тем, вот же он — хотя бы один, очевидный: можно просто взять и выбросить пенку от молока."
Ольга Бешлей
P.S. Я очень часто думаю похожим образом.